У него были улыбающиеся блестящие глаза, без его ведома дававшие подсказку,к какому же, черт подери, психотипу он относится. Наверное он всегда бесился с того, что его братец тоже умеет так- нагонять интрижки, нагло посмеиваться и прочая, и прочая. И еще бесился с того что братец позволял себе многое.
Ну и что же?
Потягиваясь томно и лениво, он привстал сначала на задние лапы, собираясь то ли спрыгнуть, то ли просто оглядеться- он спал довольно долго и очень глубоко, надо бы вообще вспомнить где он находится и не спилили ли дерево, на котором он прикорнул, вместе с ним.
Но лег все же обратно, вытягивая бледное длинное тело по широкой ветке и положив подбородок на темную, шероховатую кору. Пахло влажностью, мягким воздухом и  солнечными лучами, которые крона не пропускала дальше пропитанных теплом листьев. Сарказм был расхлябан, думать не хотел ,да и вообще не вошел в сценический свой образ с самого начала его дня… его рабочего дня. Он очень хотел что-то важное сделать, но забыл что именно, а потом ему просто стало скучно копаться в воспоминаниях. Та часть разума, что ежеминутно спрашивала у его физического тела пожелания насчет сегодняшнего существования сообщила вскользь Сарказму, что может пора почувствовать вкус крови дичи на губах. Вспыхнули мысли, присущие тому, кто использует в своих действиях жестокость, Сарказм же довольно удачно подавил их всепоглощающей ленью и прищурился, смотря вниз.
Вдруг хихикнул, взмахивая хвостом в стиле pendulum, его смешок прозвенел по воздуху- легкий, неназойливый звук, пронизанный неприятной неожиданностью.
Как-то вспомнил случайно о брате, поскольку всегда для него находилось определенное место в сознании Сарказма- Наглецу принадлежало все левое полушарие и это левое полушарие поклонялось его эксцентричным глупостям. Если бы Сарказм был бы таков же, да вовремя себя не сдерживал, в паре близнецов поменялись бы радикально авторитеты.
В какой-то момент промелькнул страх- захотелось позвать этого ублюдка в полный голос, чтобы только услышать его насмешливую шуточку из какой-нибудь неподобающей темы и почувствовать его дыхание.
Сарказм качнул головой, усмехнулся. Внизу были листья, низ был далеко, листья были далеко и сливались в зеленовато-желтое, уютное, мягкое, кисловатое на запах. Между травой, вдалеке мелькал, тускло поблескивая, хитин муравьев и пауков. Где-то были какие-то запахи, но они были далеко и не доставляли проблем с обдумыванием того, кому они принадлежат.
Цинизм придет.
Такие как он, приходят всегда, вне зависимости, надо это или нет сейчас. И еще такие как он всегда портят некоторые дела, связанные с определенной деятельностью Сарказма. Последний невесело усмехнулся, затем зевнул и протянул негромко, но спугивая где-то недалеко цветастых птиц незатейливо спрятанным чувством голода.
- Цинииизм.
Подумай, братец, когда я тебя еще так позову? Когда я буду умирать? Или когда мне нужен будет тот, кто меня убьет?- про себя звонко рассмеялся Сарказм, да так реально, что сам оторопел от своего несуществующего смеха на секунду-другую.

Отредактировано сарказм (2010-09-10 19:29:49)

Сарказм склонил голову с ветки, вдарившись в изучение силуэта Цинизма, но не нашел в нем ничего нового, поэтому скучающим выражением лица ответил на его посмеивающуюся морду. Не нужно было приглядываться, Сарказм заучил все его эмоции давным-давно. Его и свои эмоции…О Луна, зачем вообще сейчас любоваться на братца, если достаточно заглянуть в ближайшую лужу и покорчить самому себе рожи?
Сарказм перевернулся спиной, откидывая голову назад и сверху вниз да наоборот поглядывая на Цинизма и улыбаясь.
- О моя любовь, львиное мясо не так уж и съедобно, как кажется. Значит, сведения о том, сколько жизней здесь бы ни бродило, бесполезны для моего голодающего тела.
Сарказм качнул хвостом, раскачиваясь легким белым телом, вдруг скатываясь с ветки и падая чуть ли не спиной на землю, что гарантировало бы его бренной физике минимальное количество не сломанных костей. Правда, в недолгом полете он поменял точку видимой опоры и приземлился мягко, чуть согнув передние лапы в локтях от усиленной скоростью падения тяжестью тела, затем приземлившись всеми остальными своими частями, коие были, как ни странно, не по отдельности.
Сарказм, улыбаясь узко и хищно, оказался вплотную к такой же поблескивающей неприязнью морде Цинизма, миновал его выражение лица и потянул за левое ухо, медленно , растягивая слова замечая что-то вроде:
- Любооовь моя, не заставляй графа говорить ,какой же ты идиот. Мой намек гениален в краткости- сейчас ты поднимаешь свою белую зааадницу и мы идем убивать себе еду. Несогласным марш под чужие зубы, знаешь ведь?
Пропев сие, Сурьма отстранился в право от Цинизма, обошел его стороной, напевая что-то мысленно, вставляя беззвучный мотив и дикие ноты подростковой агрессии. Это было просто белое пятно, просто одно страшное белое пятно и второе такое же. Но не сама же тьма, не черти или Дъявол во плоти, просто язвы, которые так легко можно удалить с помощью хирургического вмешательства.
Только если эти язвы не на сердце.
Сарказм повернулся боком, склонил голову к плечу, ожидая. Ожидая какого-нибудь едкого словца, вполне возможной обиды и нежелания идти куда-то, куда уже идет старший.

Сарказм промолчал сначала, со второй же реплики не утерпел его подростковый темперамент. Сфинкс сплюнул в сторону, устало скривился , но ответил так же растянуто и мягко, что до того, проигнорировав, как считал лично он, лишние реплики брата. Ну что же, Сарказм, если подумать, часто выражал свои мысли еще более путанным и длинным образом, но сейчас ему абсолютно не хотелось думать и тем более положительно воспринимать какие-либо реплики брата.
Сарказм, возможно, хотел быть личностью. Не просто так, не повторяясь, а одним таким гением, одним великим на весь мир! Бог ведь был раньше тоже один, верно? Впрочем, позиция в настоящее время его тоже устраивала. Помимо Бога ведь был и Дъявол, а зеркала, пусть и кривые, все равно хорошо- вот посмотришь на себя со стороны и гордишься.
И вот Сарказм смотрел и гордился.
Постоянно, черт подери.
А еще Сфинкс ненавидел выполнять то, чего от него ждали. И когда Цинизм, опаляя его своим теплым дыханием, оказался прямо у глаз, в ответ, ему в лицо Сарказм просто мягко зевнул, вытягивая белый язык. Сощурился, когда уже открыл глаза, Цинизм был в стороне. На его слова Сфинкс усмехнулся, взмахнув хвостом, отметил.
-Ты знаешь, мне достаточно того, что порою я выше тебя.
Сарказм огорченно подумал, что опять ему придется напрягаться. Это действительно ужасно, если он направляет свои драгоценные силы и время не на то, чтобы завоевать Вселенную и убить ничтожных, но просто затем, чтобы удовлетворить свое бренное тело. Разве Боги ходят на охоту?
Нет же, им вообще не надо охотиться, потому что им не надо питаться, потому что они не живы и не мертвы. Ведь не может быть Создатель, что создал Жизнь, жив или мертв. Он и Луна.
Синхронно.
Он и Его отражение.
Сарказм качнул головой, потом довольно рассмеялся, негромко и почти беззвучно, сужая глаза и опуская голову к земле. Он принял решение и остался хорошего мнения о работе своего разума, ему действительно понравилось то, что он придумал.
- А почему бы не сыграть с Прайдом в игру “поймай и съешь”? Они ловят нас. Мы ловим первое, что попадется на их территории и устраивает наш вкус. Я готов пожертвовать своим временем, оставленным на размышления, а ты, я думаю, не против как-то повеселиться, верно?
Они любят игры. Особенно те, что со спорами, особенно те, когда на кону стоит чья-то жизнь- и порою совсем не жизнь близнецов.

Смех оборвался лишь на секунду, и в его голосе проявился весьма ощутимый холод, такой же звонкий и подростково- игривый, как и его смех всего лишь с минуту назад. Вклинился в слова Цинизма после первого предложения, отметив рассеянно, но в тоже время было заметно, что он вложил туда высококонцентрированный яд.
- А ты всегда обезьяною и оставался.
Потом Сарказм вновь мягко улыбнулся, чуть ли не сощуривая глаза в дружелюбной снисходительности. На самом деле он наверное просто репетировал то, как он встретит кого-либо помимо братца, потому что Сфинксу нужно было бы поиграть на чьих-то нервах, а братишка уж для того точно не годится, иммунитет в крови, так сказать.
Сарказм с чувством двойственным, вроде как свысока и весьма любовно склонил голову к плечу, поглядывая боком на напевающего оду голодному желудку Цинизма, потом усмехнулся и как-то с плохо скрытым безразличием бросил в сторону.
- Пожалуй, на территории Прайда. Боги имеют право находиться там, где захотят, ведь так?
Неторопливо затем фыркнул себе в усы, глубоко внутри себя что-то выдумав настолько забавное, что стало стыдно самому, вспомнил о шабашах, которыми пугала его мать и стало уж совсем смешно. Их родительница отличалась, наверное, слишком живым воображением, рассказывая о том, что было абсолютно нелогично и ирреально. Это с самого раннего возраста вызывало мрачный смешок у близнецов. Теперь становилось очевидным, что самое ужасное, о чем братья знают- они сами, вероятно. Никогда еще не видели таких скверных, избалованных детишек.
Углубляясь в джунгли, Сарказм вдруг подумал что чуть не упустил что-то, вспомнил о пять минут назад сказанном “Саркизе”, и таким же доверительным тоном, нагло зеркаля брата, прошептал ему на ушко, чуть обернувшись.
- Уж ты можешь называть как угодно, но давай не пугать общественность хотя бы этими подобными “обзывалками”.
Сарказм и прайд. Насмешливое отношение  этому стаду, стаду черных овец, управляемых верой и надеждой на справедливость. Надеждой на то, что таких как близнецы не существуют. Что таких, как близнецы убивают в младенческом возрасте и не портят статистику добра идиотами их рода.
Очень хотелось как-то огорчить тех львов своим существованием. Сдуть с них пыль радости и счастья. Хотя, ну чего такого могут сделать пара подростков? Устроить революцию?
Мысли Сарказма всегда отличались неопределенностью и оканчивались одним и тем же вопросом :"А не об этом ли думает Цинизм? "
>охотничьи угодья.

Начало игры
Воровство. Оно отражает тех мерзких тварей, с какими Хен сталкивался и не один раз. Он ненавидел этих тварей, но увы повстречался сейчас. Ему удалось завалить огромную тушу антилопы, конечно не без помощи своего друга, который сейчас свернул в сторону прайда за приключениями. Хен тогда остался один на один с антилопой и мирно трапезничал, но его обнаружили гиены, их число превышало семи, а то и девяти особей. Конечно Хену оставалось лишь мирно уйти, что он и сделал.  Сейчас он был сыт, и искал место для отдыха. Всем известное сердце джунглей было его целью. Он уже настиг это дерево. Приблизившись к стволу, он невольно чихнул  с мыслями о других львах, не давно побывавших здесь. Лев ловко запрыгнул на вверх и расположился там, как на удобной «кровати.»

Хен блаженно закрыл глаза. Его уже ничего не беспокоило, и ничего не мешало. Но внезапный запах прайда, заставил открыть его один глаз. Он нехотя сделал это и приподнял голову. Солнце блеснуло ему в глаза и  лев зажмурился.
- Кто же меня навестил. – улыбнулся он и поднялся.
Внизу расположилась львица. Она не выглядела уставшей, и понять что здесь делает львица из прайда Хенон не мог. Н прищурился и спрыгнул с дерева. Лев приземлился рядом с львицей.
- Уважаемая, вы не потерялись часом. Эта территория принадлежит одиночкам.

Лев слегка удивился незадачливому ответу львицы, но свои сомнения не выдал. Он натянул ухмылку и сладко ответил:
- Как же? Живете  с нами и ничегошеньки о нас не знаете? – он печально вздохнул. – А надо знать что наша территория тянется с пустоши до золотистого поля.
Он закатил глаза, вспоминая что львица не местная. Значит она не могла понять его, так как ему бы хотелось? Откуда львице из прайда, да ещё и новоприбывшей знать что это за золотое поле? Но те кто родились здесь, знает что речь идёт об обрыве, который находится отсда в нескольк милях. Хен вспомнил как его отец, проводил ему экскурсию, и сейчас ему захотелось опять повторить это путешествие по саване.